Трагедией и не пахнет
Страдают ли от горя и ума
во Дворце Белосельских-Белозёрских
О пьесе Александра Грибоедова спорят и в наши дни: комедия ли это, как назвал её автор, или трагедия? А монолог Чацкого на последней странице «Горе от ума» в школьные годы был моим любимым. Ради него отправляюсь на спектакль, поставленный Владимиром Рецептером с актёрами театра «Пушкинская школа» во Дворце Белосельских-Белозёрских. И нахожу в спектакле много смешного, много странного – всё, кроме трагедии и моего любимого монолога.
«Что за оказия!»
Лизанька (Анна Дулова) и выглядит, как школьница, и надрывисто кричит свои строчки, как старательная ученица. Оттого ещё нелепее выглядят приставания к ней огромного, медвежьего роста Фамусова (Павел Хазов) и тисканье девичьей груди в течение минут двух.
А сам Фамусов не вальяжный дворянин, а тиран и деспот, который вращает огромными яростными глазами, рычит большинство своих слов и выпинывает домашних со сцены. «И при одной я мысли трушу, // Что Павел Афанасьич раз // Когда-нибудь поймает нас, // Разгонит, проклянет!..» – делится Молчалин с Лизанькой. Конечно, разгонит, а ещё обругает и побьёт. И я вместе с залом трушу тоже. Это впечатление от первых сцен: страшно. И куда делись типичные характеры героев?..
«И, верно, счастлив там, где люди посмешнее»
В ответ на фамусовский вопрос о некой Настасье Николавне полковник Скалозуб (Денис Волков) молчит с минуту. И после медленного ответа «Мы с нею вместе не служили» раздаётся такое же медленное, громкое и тупое «Ха! Ха! Ха-ха-ха...», которое подхватывает Фамусов. И эти два медведя сидят и гогочут над глупой шуткой минут пять. Зал начинает смеяться от безысходности: после минуты такого смеха кажется, что эта пауза ни к чему, после двух – что это странно, после трёх – что это забавно, после четырёх – что это необъяснимо смешно.
И это переломный момент спектакля. После этого зритель расслабляется и перестаёт удивляться переиначиванию классики: дают смешное, так и посмотрим как смешное. И даже в поведении тирана Фамусова становятся заметны комичные мелочи – гримаса удивления, неожиданно сменяющая вечно яростное лицо, бурная реакция на любое упоминание дочери о молодых мужчинах, подобострастный оскал, как злодея в детских мультиках... Рычание перестаёт пугать, зритель прекращает искать в Фамусове добренького, наивного дворянина, которого на сцене вовсе нет. Комедия – значит легко, смешно и с ненавязчивой моралью.
«Длить споры не моё желанье»
Чацкий (Никандр Кирьянов) возникает на сцене, как клоун на арене цирка. Эдакий воодушевлённый весельчак, шутник и балагур. Человек, привыкший быть в центре внимания (особенно это ощущается из-за радостной слушательницы Лизаньки) и расстраивающийся, когда внимания недодают. Как вот Софья. По такой логике получается, что своим невниманием она его и зацепила, тем и стала неповторима. На самом деле, видеть вот такого Чацкого – легкомысленного, болтливого и ранимого – довольно непривычно. Всё-таки у Грибоедова он остроумный циник, а не радостный Петрушка. И едкая сатира Чацкого превращается в простодушные попытки пошутить – а на него за это обижаются. И выплывает другая мораль. Теперь про Чацкого не скажешь, что он молодец, потому что открыто критикует устаревшие порядки. Наоборот, теперь он не молодец, потому что ради смеха и внимания к себе ранит людей. А ещё немножко трус. Его слова в споре с Фамусовым не звучат голосом нового поколения, даже знаменитое «Служить бы рад, прислуживаться тошно» – робкое оправдание, а не уверенная позиция. Зато все речи актёра – искренние и живые.
«В мои лета не должно сметь
Своё суждение иметь»
Это стало для меня удивительным открытием: Молчалин обрёл чувство собственного достоинства!
Молчалин (Иван Мозжевилов), этот тихий, забитый подлиза, который готов даже собаке дворника угождать, вдруг стал Молчалиным на современный лад: подобострастие у него не ко всем, а только к тем, к кому выгодно, – к Фамусову, к Софье, к гостям. Зато в разговоре с Чацким он мечет злые взгляды, отвечает сквозь зубы, сжимает кулаки, защищаясь от иронии. Кажется, ещё немного – и кинется отстаивать свои убеждения кулаками.
Та же интересная трансформация происходит и с Лизанькой. Хитрая и умная служанка, типичная для классических комедий, остаётся на страницах книги. На сцене – «современная Лизанька», которая вынуждена терпеть приставания Фамусова и Молчалина (хотя по ней не скажешь, что облапывания ей не нравятся, так, слегка смущают), но в остальном знает себе цену и открыто высказывает свои соображения. Она действительно кричит на свою барышню, отчитывает её за непредусмотрительность и лёгкость поведения. Сама Софья (Анна Миронова) при этом стоит с каменным лицом и выслушивает обвинения, как дочь – рассерженных родителей. Впрочем, это самое частое выражение лица Софьи на протяжении спектакля. Лизанька боится только криков медвежьего Фамусова, что понятно, но с своих монологах и в разговорах с остальными героями показывает совсем не служаночий характер. Да ещё и, похоже, влюблена в Чацкого: сияет при встрече, во время его речи мимикой и жестами будто говорит вместе с ним, а на свою барышню злится, что та не видит достоинств Александра Андреевича. Но в исполнении актрисы всё это выглядит хоть и интересно, но слишком уж наигранно.
В общем, судя по Лизаньке и Молчалину, на сцене не XIX век с чётким разграничением дворян и их покорных, забитых слуг, а современная эпоха. Что-то вроде: «Мы вам не прислуживаем, мы на вас работаем, так что извольте выслушивать и наше мнение». Разве это логика прислуги грибоедовского времени?
«Шумим, братец, шумим!»
В спектакле много моментов, которым уделено внимание только ради комичности. Одним из самым ярких персонажей (а судя по количеству аплодисментов в конце спектакля – самый яркий!) стал Репетилов (Григорий Печкысев), герой второстепенный и не привлекающий внимания читателя в оригинале пьесы. Здесь же Репетилов превратился в тип человека, который, не сомневаюсь, вам знаком. Это либо пьяница, который подойдёт на улице и расскажет всё о своей жизни, либо товарищ, который, напившись, говорит без остановки, но «с чувством! с толком!..» Правда, без расстановки. Либо же талантливый актёр театра «Пушкинская школа», который в середине второго акта сумел растребушить засыпающий зал яркой и смешной игрой.
Монолог с знаменитым «Карету мне, карету!» в финале, конечно, был. Но произносился он тихо, удивлённо – вовсе не так, как привыкла слышать его я, не так, как читают его с больших сцен. Не надрывисто и не истерично. Надлом в сознании героя, пик противоборства «старого» и «нового», вся грязь «старого» – вот, что делает грибоедовскую пьесу трагичной. Но тихий последний монолог и просьба «Карету мне», произнесённая с комическим ужасом, выдувают трагичное из «Горя от ума». Горе больше не горе, а забавное стечение обстоятельств и чувствительность главного героя. В глазах Владимира Рецептера и его зрителей пьеса – несомненно, комедия. И такую классику стоит увидеть ради того, чтобы удивиться этой разнице взглядов и просто с улыбкой провести вечер.
«Шумите вы? и только?»

Маргарита Воротникова
st065034@student.spbu.ru
+7 (911) 125-77-89
Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций
Санкт-Петербургский государственный университет
2018 г.
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website