Это стало для меня удивительным открытием: Молчалин обрёл чувство собственного достоинства!
Молчалин (Иван Мозжевилов), этот тихий, забитый подлиза, который готов даже собаке дворника угождать, вдруг стал Молчалиным на современный лад: подобострастие у него не ко всем, а только к тем, к кому выгодно, – к Фамусову, к Софье, к гостям. Зато в разговоре с Чацким он мечет злые взгляды, отвечает сквозь зубы, сжимает кулаки, защищаясь от иронии. Кажется, ещё немного – и кинется отстаивать свои убеждения кулаками.
Та же интересная трансформация происходит и с Лизанькой. Хитрая и умная служанка, типичная для классических комедий, остаётся на страницах книги. На сцене – «современная Лизанька», которая вынуждена терпеть приставания Фамусова и Молчалина (хотя по ней не скажешь, что облапывания ей не нравятся, так, слегка смущают), но в остальном знает себе цену и открыто высказывает свои соображения. Она действительно кричит на свою барышню, отчитывает её за непредусмотрительность и лёгкость поведения. Сама Софья (Анна Миронова) при этом стоит с каменным лицом и выслушивает обвинения, как дочь – рассерженных родителей. Впрочем, это самое частое выражение лица Софьи на протяжении спектакля. Лизанька боится только криков медвежьего Фамусова, что понятно, но с своих монологах и в разговорах с остальными героями показывает совсем не служаночий характер. Да ещё и, похоже, влюблена в Чацкого: сияет при встрече, во время его речи мимикой и жестами будто говорит вместе с ним, а на свою барышню злится, что та не видит достоинств Александра Андреевича. Но в исполнении актрисы всё это выглядит хоть и интересно, но слишком уж наигранно.
В общем, судя по Лизаньке и Молчалину, на сцене не XIX век с чётким разграничением дворян и их покорных, забитых слуг, а современная эпоха. Что-то вроде: «Мы вам не прислуживаем, мы на вас работаем, так что извольте выслушивать и наше мнение». Разве это логика прислуги грибоедовского времени?